Студенческое движение и современное политическое положение Забастовка студентов провозглашена в Петербургском университете. К ней присоединился целый ряд других высших учебных заведений. Движение перекинулось уже в Москву и Харьков. Судя по всем данным, которые

Студенты Института истории Санкт-Петербургского государственного университета протестуют из-за сокращения преподавательского состава. Они пытаются установить диалог с администрацией СПбГУ и потребовать от ректора Николая Кропачева отменить приказ об элективных дисциплинах, изданный руководством вуза в апреле 2019 года. Согласно нему, курс открывается, только если на него записалось не менее десяти студентов. Руководство вуза называет происходящее на факультете оптимизацией и не видит угрозы для научной и учебной деятельности.

Приказ № 3773 и увольнения

Всего в Институте истории около 80 дисциплин, на половину из которых ходит меньше 10 человек — среди них античность, медиевистика, источниковедение, этнография. Приказ совпал с конкурсом на должности среди преподавателей Института истории СПбГУ, требования к которому также ужесточились. В результате чего последовала волна сокращений и увольнений преподавателей. По мнению председателя студенческого совета института истории Лии Фараховой, пресловутый приказ и сокращение ставок преподавателей нельзя рассматривать отдельно. Это целенаправленное уничтожение малых направлений в обучении.

«Нам говорят — минимум десять студентов должно обучаться на направлении. А мы не знаем — с потолка они цифру взяли, или это действительно какие-то расчеты? Нам данные никто не предоставляет. Ситуация с сокращениями говорит сама за себя. На кафедре этнографии четыре преподавателя на целый профиль, на магистратуру, на четыре полевые практики — это катастрофа. На кафедре археологии уже некому читать палеолит — огромный кусок истории. От этого страдает уровень обучения», — считает Лия Фарахова.

По данным студсовета СПбГУ, ушли или находятся в процессе увольнения 15 преподавателей истфака. Для ухода есть три причины — «по собственному желанию», недопуск до конкурсного отбора или непрохождение конкурса. Но сами требования к конкурсу были резко усложнены только в апреле. Лия Фарахова пояснила, что ставки спускаются на весь институт, на них могут претендовать не только преподаватели института истории, но ещё и сторонние соискатели.

«Пострадали больше всего не кандидаты и профессора, а так называемые молодые ставки. Никогда раньше до этого не было требования к претенденту на ставку старшего преподавателя иметь кандидатскую степень. Эти люди пользуются уважением своих коллег и студентов, они отличные преподаватели, но вынуждены подавать документы на ассистентов — а это четыре человека на одну ставку», — рассказала председатель студсовета.

По ее словам, одного преподавателя не допустили, поскольку подтверждение степени кандидата наук у него было на руках только на ученом совете, а не на момент начала конкурса. Другой преподаватель, крупнейший специалист по Кавказу, ушел сам, так как был совместителем. На контакт с прессой уволившиеся преподаватели не выходят — они не теряют надежду, что приказ будет отменен и они смогут вернуться к своим дисциплинам и студентам в СПбГУ с сентября месяца.

Грядет забастовка

Глава Института истории Абдула Даудов утверждает, что многие преподаватели ушли по собственному желанию, у остальных была низкая квалификация. «Вуз — не репетиторство», — подчеркивает он. Преподаватель института истории, пожелавший остаться анонимным, рассказал, что «уход по собственному желанию» чаще всего вынужденный и происходит из-за завышенных требований к кандидатам.

«Есть часть преподавателей, которые просто устали от этого всего и уходят, но это лукавство. На самом деле это происходит из-за повышения требований, они понимают, что не пройдут конкурс, и просто не подают документы, уходят. Администрации выгодно говорить, что это решение педагога».

По словам источника «Северо-Запад. МБХ медиа», а дминистрация СПбГУ уже предложила расписать курсы уволенных преподавателей на оставшихся педагогов. Педагоги в ответ планируют начать итальянскую забастовку.

«Любой уволенный преподаватель — минус 8−10 курсов. Начальство говорит студентам, что нет никаких сокращений, что мы возьмем других преподавателей на это место, распишем нагрузку на тех, кто прошел конкурс. Сейчас формируется коллегиальная позиция преподавательского состава — заведующие кафедр отказываются расписывать нагрузку на оставшихся. Есть вариант, что администрация вуза сама распишет. Но преподаватели решили, что все равно не будут приходить на курсы тех, кто был уволен. Это итальянская забастовка, и она уже с первого сентября планируется».

Здание исторического факультета СПБГУ

Сбор подписей

Приказ № 3773 вызвал шквал открытого негодования среди студентов, прежде всего потому что был принят без учета мнения студенческого совета СПбГУ. В ответ на увольнения преподавательского состава института истории студенты разместили петицию против злосчастного приказа и собрали более 4750 подписей за его отмену. Но подписи были проигнорированы администрацией. Учащиеся вуза приходили с ними на встречу к первому проректору по учебно-методической работе, Марине Лавриковой.

«Что приносили, что не приносили — никто на них даже не посмотрел. Они были направлены ректору, но это тоже эффекта не возымело. Мы созвали студенческий совет института истории, на заседании присутствовало порядка 300 человек — студенты, некоторые преподаватели и учащиеся других факультетов. Там мы приняли резолюцию, которую направили ректору СПбГУ Кропачеву. В ней мы требуем отменить приказ и прекратить сокращение преподавателей. Администрация сокращения опровергает, но они есть! Когда у вас условно на 7 ставок 18 преподавателей, ну разве это не сокращение ставок?», — считает Лия Фарахова.

Опыт борьбы у историков богатый — в 2013 году студенты и преподаватели выступили против объединения с философским факультетом СПбГУ и одержали победу. Г лава студсовета Института истории уверила, что если администрация не отреагирует на резолюцию, протест перетечет на улицы — студенты выйдут на митинги и пикеты. А пока о гонь протестных настроений перекинулся на другие факультеты СПбГУ.

Студент философского факультета, кафедры музейного дела, Виктор Ершов рассказал, что на их факультете очень много направлений, где учится всего четыре-пять человек.

«Приказ № 3773 и для нас катастрофичен. У нас очень много направлений на философском, где учится до пяти человек. Это китаевисты, германисты, культурологи. Понятно, что для них план в 10 человек — нереальная цифра абсолютно. Сейчас проблемы с кафедрами этнологии, истории культуры, нашего музейного дела. В университете просто не слушают студентов и это главная проблема. Приказ, который даже не обсуждается с нами, отправили предыдущему председателю студенческого совета, который уже давно не в должности. Что это — незнание или издевка?», — задается вопросом студент.

Оптимизация

По словам студсовета, ни один из представителей ректората не выходит на контакт со студенческим сообществом, важной ветвью власти в университете. На «расстрел» поставлен директор института истории, он вынужден отвечать на все претензии студентов формальными отговорками. В преамбуле приказа говорится о финансово-хозяйственной деятельности СПбГУ. Иными словами, происходит оптимизация.

Один из доводов администрации СПбГУ — реформирование системы образования началось не вчера, это общероссийская тенденция. Но преподаватели ведущего петербургского вуза рассчитывали, что статус позволит им сохранить состав педагогов. «Все зависит от отношения администрации университета к реформе. Вот у МГУ получается сохранять факультеты, вечернее и заочное отделение, не допускать массовых увольнений. А у нас отношение ко всему иное, только финансовый интерес», — поделился анонимный источник.

Студенты СПбГУ, протестующие из-за сокращения преподавательского состава. Фото: Георгий Манжиков

Протесты

Нынешний педагог института истории СПбГУ и наш анонимный источник уверен — ситуацию спасут только массовые митинги и итальянская забастовка. Впрочем, в се зависит от консолидированности студентов и преподавателей.

«Мы наблюдаем за студентами и появляется желание протестовать. Студенты посмелее, у них нет контрактов, но главное — их больше и они более радикальны. Администрации и властям города не нужны протесты на улицах, митинги, особенно осенью — ведь на носу выборы. И они боятся любого рода протестной активности», — считает источник.

Планомерное сокращение штата на разных факультетах СПбГУ происходит уже несколько лет, но только истфак исконно остается очагом протеста. Вишенкой на торте стало заявление ректора СПбГУ Николая Кропачева о намерении создать новый факультет — математики и компьютерных наук. И это несмотря на отрицательное заключение комиссии и Ученого совета СПбГУ. Появление нового факультета лоббирует 48-летний математик Станислав Смирнов, лауреат премии Филдса. В СПбГУ уже есть два математических факультета — Математико-механический и Факультет прикладной математики — процессов управления. Их деканы считают, что третий факультет университету не нужен. Но по информации, полученной изданием Gorod-812, за математиком Смирновым стоит помощник президента Андрей Фурсенко. Это ещё больше задевает заслуженных преподавателей, вынужденных покидать вуз в поисках новой работы. Похоже, в администрации СПбГУ ценят не квалифицированные кадры и уровень образования, а политические связи и финансовую выгоду.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

В 1860-70-е годы студенческое движение России носило в большей степени академический протестный характер: бойкот лекций, крат­ковременные забастовки, неподчинение распоряжениям учебного начальства, участие в нелегаль­ных сходках и т.п.

Основные факторы, оказавшие влияние на студенческое движение данного периода:

• правительственный курс в области образования;
• социальный состав и материальное положение студентов;
• деятельность революционных тайных обществ (московское отделение организации « Земля и воля» ; революционная народниче­ская организация Н.А.Ишутина – И.А. Худякова; «Рублевое обще­ство»; кружок С.Г. Нечаева).

Этапы студенческого движения 1860-х гг.:

1. 1861–1866 гг. — наблюдалась активизация студенческого движения;
2. 1866–1867гг. — после выстрела Д. Каракозова в Александра II наблюдается спад студенческого движения, связанный с правительственным террором;
3. 1868–1869гг. – студенческие волнения, происходившие под руководством С.Г. Нечаева.

Революционные организации постоянно вели практическую работу среди студентов. Они изучали вместе со студентами труды Чернышевского, Лаврова, Маркса. Студенты принимали участие в революционной пропаганде среди рабочих Петербурга.

Самой распространенной формой объединения студентов были землячества — полулегальные организации студентов, объединявшие учащихся по месту их рождения и обучения в гимназиях и семинариях. С развитием общественных движений и учений при землячествах стали создаваться кружки самообразования, библиотеки.

В конце 1870-х гг. во многих учебных заведениях происходили студенческие выступления, вызванные «процессом 193-х». 3 апреля 1878г. в Москве разыгралось «охотнорядское побоище».

С 1879г. правительство стало проводить жесткую политику по отношению к студенчеству. По инициативе Лорис-Меликова были приняты: «Временная ин­струкция для университетской инспекции», «Правила для студентов», что вызвало студенческий протест и оппозицию среди профессо­ров.

Студенческие волнения были связаны с революционным народническим движением.

Первые крупные студенческие волнения произошли в начале 1860-х гг. В 1868 –1869 гг. студенты организовали выступления против введения устава 1863г. и проводи­мых прави­тельством мер по усилению надзора над студентами.

В феврале-марте 1899 года всю Российскую империю охватили студенческие волнения. Протестовали университеты Санкт-Петербурга, Москвы, Киева, Томска, Казани, Харькова, Варшавы и Одессы. В столице к стачке присоединились и другие учебные заведения, в том числе Военно-медицинская академия, Высшие женские курсы и даже Духовная академия. разбирается в причинах и следствиях тех событий.

«Не повесят же нас из-за этой сволочи студентов!»

Все началось 8 февраля 1899 года (здесь и далее все даты по старому стилю), когда Санкт-Петербургский университет торжественно отмечал свое 80-летие. Накануне юбилея в университете вывесили обращение ректора, предписывавшее учащимся «исполнять законы, охраняя тем честь и достоинство университета», и предупреждавшее - «Виновные могут подвергнуться: аресту, лишению льгот, увольнению и исключению из университета и высылке из столицы».

Надменный и высокомерный тон ректора многих возмутил, и за два дня до юбилея толпа сорвала и уничтожила злосчастное объявление. Собрание в честь 80-летия университета завершилось скандалом - аудитория освистала ректора Сергеевича, заставив его прервать свою речь и покинуть трибуну. После завершения торжественной части студенты небольшими группами стали покидать здание, чтобы весело отметить праздник в городе.

Однако на улице их ждал неприятный сюрприз - выход в сторону Дворцового моста и пешие переходы через лед Невы были заблокированы полицией. По-видимому, власти стремились не допустить повторения инцидентов прошлых лет, когда студенты с песнями и криками шествовали мимо царской резиденции в сторону Невского проспекта. Но полицейское оцепление было организовано на редкость безграмотно и бестолково: никто не смог объяснить озадаченным студентам, в какую сторону им следует расходиться.

Возникла неразбериха, внушительная толпа дезорганизованной молодежи постепенно накапливалась перед зданием университета, пока наконец не двинулась по набережной в сторону Румянцевского сквера и Николаевского моста. Увидев это, полицейское начальство распорядилось на всякий случай сопроводить студентов двумя всадниками, вахмистром Скольмейстером и городовым Мишиным. Это возмутило и без того озлобленных молодых людей, решивших, что полиция собирается перекрыть еще и Николаевский мост. Кроме того, студенты были оскорблены тем, что «их конвоируют, точно арестантов».

Изображение: Валентин Серов / Разгон казаками демонстрации в 1905 году

Дальнейшие события со слов очевидца описывал известный публицист того времени Владимир Чертков:

«Раздались возгласы: зачем? что нужно? назад! долой! Полетели комья снега, несколько человек схватили метлы, находившиеся на разъезде конки у сторожей, и замахали ими. Лошади двух всадников испугались криков, повернули и, при громком хохоте окружающих, унеслись опять к , где стоял эскадрон. Прошло несколько минут. Толпа уже шла дальше; многие уже по мосткам переходили на ту сторону… - как вдруг задние увидели, что эскадрон конных городовых тронулся и начал рысью приближаться. Все опять остановились. Раздались крики, возгласы… и, когда эскадрон приблизился, в него снова полетели снежки, и одним из них, как впоследствии оказалось, была расквашена физиономия предводителя.

"Марш-марш! - скомандовал неожиданно офицер (по всей видимости, это и был вахмистр Скольмейстер - прим. «Ленты.ру» ): - Не повесят же нас из-за этой сволочи студентов!" Эскадрон пустился в карьер и врезался в толпу, опрокидывая и топча студентов и частных лиц, наполнявших улицу. В воздухе замелькали нагайки... Один старик, почтенный джентльмен, был смят лошадью, и, уже лежащий на земле, получил удар нагайкой; … одна молодая женщина, уцепившаяся за решетку сквера, получила удар нагайкой от проскакавшего вблизи опричника; … в сквере лежал на снегу студент, пальто которого представляло одни лохмотья, до того оно было исполосовано и разодрано».

«Дело выросло от школьной шалости на степень общественного явления»

Возмущенные учиненным насилием студенты объявили забастовку, а ректор Сергеевич не нашел ничего лучшего, как вызвать в университет полицию, настроив тем самым против себя еще и значительную часть преподавателей. Несколько десятков самых активных протестующих арестовали, других отчислили и выслали из столицы. Жестокая расправа над учащейся молодежью вызвала гнев и возмущение в обществе.

Как писал тот же Чертков, «подъем духа, начавшийся на школьной скамье, распространился сначала на родственников, друзей и знакомых оскорбленных юношей; затем расширяющимися кругами разошелся дальше и дальше; пока наконец все общество не взволновалось под наплывом давно ему неведомого чувства возмущения. Даже в самых закоснелых чиновничьих и аристократических кругах послышался ропот негодования».

Министр финансов и будущий премьер Сергей Витте уговорил царя назначить расследование событий 8 февраля, которое возглавил бывший военный министр Петр Ванновский. «Говоря о настоящем весьма прискорбном случае, - отмечал Витте. - Я не могу не отметить того, … что настоящие беспорядки... лишены, по-видимому, всякой политической окраски… Вследствие всего происшедшего дело выросло от школьной шалости на степень общественного явления».

Комиссия Ванновского, несмотря на некоторое общественное предубеждение, отработала неожиданно добросовестно и объективно, а в своем докладе раскритиковала деятельность полиции. Она установила, что полицейское начальство изначально было настроено на жесткий разгон студентов. Например, нижним чинам конно-полицейской стражи перед началом акции выдали нагайки, которые обычно использовались только во время ночного патрулирования. Однако власти так и не решились опубликовать этот доклад.

События в Москве

После закрытия Санкт-Петербургского университета в знак солидарности с его учащимися 15 февраля 1899 года забастовали студенты . Как и в столице, власти ответили на это массовыми арестами, отчислениями и высылками. Приехавший в Москву представитель Санкт-Петербургского университета встретился с . Знаменитый писатель, несмотря на работу над романом «Воскресение», живо интересовался студенческими протестами.

По воспоминаниям Салтыкова, Толстой сочувственно отнесся к молодежному бунту, «был особенно заинтересован той формой, в которую вылилось движение, и студенческая забастовка представлялась ему одной из форм непротивления злу насилием». Жена писателя Софья Андреевна Толстая 22 февраля в письме критику Стасову горько сетовала: «Мы здесь все в большом волнении, как и вся Россия, по поводу закрытия всех учебных заведений. Раздражили молодежь без всякой вины с их стороны; как жаль и как неосторожно».

В конце марта масштабные репрессии против студентов в Москве, казалось бы, сделали свое дело - забастовка заглохла. Однако 6 апреля в одиночной камере Бутырской тюрьмы произошла трагедия: 22-летний студент последнего курса университета Герман Ливен облил себя керосином и совершил самосожжение. Причины этого поступка так и остались неясными: его друзья утверждали, что он не выдержал издевательств тюремной стражи, а власти самоубийство арестанта объяснили обострением психического заболевания. После панихиды студенты двинулись с политическими лозунгами от храма вверх по бульварам, однако возле памятника Пушкину их разогнала полиция.

Похороны Ливена в Нижнем Новгороде, откуда он был родом, также переросли в многотысячную студенческую демонстрацию. , отсутствовавший в тот день в городе, позднее писал Чехову: «Здесь публика возмущена смертью студента Ливена, который сжег себя в тюрьме. Я знал его, знаю его мать, старушку. Хоронили здесь этого Ливена с помпой и демонстративно, огромная толпа шла за гробом и пела всю дорогу».

«Террор не только тюрем, но и казарм»

Студенческие волнения 1899 года были жестко подавлены властями. Апофеозом правительственного произвола стало утверждение Николаем II 29 июля 1899 года «Временных правил об отбывании воинской повинности воспитанниками высших учебных заведений, удаляемыми из сих заведений за учинение скопом беспорядков». Нарушая почти все нормы действующего законодательства, этот документ предписывал отдавать в солдаты любых бунтующих студентов, «хотя бы они имели льготу по семейному положению, либо по образованию, или не достигли призывного возраста».

Доподлинно неизвестно, сколько судеб было тогда искалечено этим беззаконным актом. По меткому выражению Черткова, «правительство, вместо того, чтобы загладить свои преступления перед студенчеством… создает новый террор, - террор не только тюрем, но и казарм». Ленин позднее писал, что «Временные правила 1899 года срывают фарисейскую маску и разоблачают азиатскую сущность даже тех наших учреждений, которые всего больше походят на европейские».

Но, подавив волнения учащейся молодежи, правительство Николая II одержало пиррову победу. Требования оградить университеты от полицейского произвола постепенно сменились политическими лозунгами. В молодежной среде резко возросла популярность радикальных идей. Американский историк считает те события прологом первой русской революции и кровавого революционного террора, захлестнувшего Россию в начале XX века. Среди отчисленных в 1899 году студентов были будущие террористы Иван Каляев, который в 1905 году убил в Московском Кремле великого князя Сергея Александровича, и эсеровский боевик Борис Савинков.

Не раз уже упоминавшийся Владимир Чертков в те дни пророчески заметил: «Наряду… с ростом реакции росло и недовольство режимом, зрели те семена, из которых и выросло нынешнее движение, и мы видели, какие размеры приняло оно. Это не минутная вспышка оскорбленного чувства достоинства, это протест сознательный, глубокий по своей идее, великий по своему размеру и значению… Все эти юноши готовятся вступить в жизнь, и, стоя уже у ее двери, они вглядываются и прислушиваются к тому, что их ждет за порогом высшей школы… Теперь всем им хочется правды, все хотят верить, что в будущем они станут осуществлять идеальные начала, что всегда они будут на стороне справедливости и добра... Таково уже общее свойство молодежи, и страна, в которой молодежь утратила бы это чувство, несомненно должна разложиться и погибнуть».

В конце XIX века самым массовым и активным протестным движением в Москве были студенты. Сначала они устраивали обструкции профессорам, выдвигая требования по улучшению учебного процесса, и добивались своего.

Постепенно их локальные акции переросли в масштабные уличные выступления, которые касались уже не только образования. В издательстве «Эксмо» вышла книга историка и экскурсовода Павла Гнилорыбова «Москва в эпоху реформ: от отмены крепостного права до Первой мировой войны: путеводитель путешественника во времени».

T&P публикуют фрагмент о том, как московская полиция реагировала на активность молодежи и почему Моховая и Бульварное кольцо не подходят для протестов.

В результате урбанизационных процессов растет население Москвы и Санкт-Петербурга, XIX век изменяет состав участников протестных акций, увеличивается межсословная мобильность.

Значительно выросло количество образованных граждан, готовых выходить на улицы в защиту своих прав и интересов. Социальная стратификация городского населения пореформенной России выглядела так: в 1870 году почетные граждане составляли 1% населения, купцы трех гильдий - 7%, мещане и цеховые - 92%. Значительный политический вес в это время приобретает студенчество.

Если в начале XIX в. университет принимал около 30 новичков в год, то в послепожарной Москве эта цифра увеличивается до 100 человек ежегодно.

Численность студентов Московского университета растет лавинообразно: в 1850 году - 821 чел., в 1880 году - 1881 чел., в 1885 году - 3179 чел., в 1890 году - 3492 чел., в 1894 году - 3761 чел. В совокупной доле городского населения студенты отнюдь не составляли значительной части: в 1902 году в Москве проживало 613 303 мужчины, из них 5690 значились учащимися в университете, что составляет менее процента от общего числа мужчин в городе.

Политические взгляды студенчества также отличались разнообразием: по итогам 1905 года исследователь А. Е. Иванов, следуя терминологии, почерпнутой у В. И. Ленина, выделяет в студенческих рядах фаланги социалистов, либералов, «академистов», реакционеров, «равнодушных».

Типичной формой протеста становятся студенческие обструкции, первоначально направленные против профессорско-преподавательского состава и нацеленные на срыв лекций. Профессор в таких условиях просто не мог вести занятие: «…свист и шипение положительно не давали им ничего высказать». […]

В результате университетских обструкций студенты чаще всего добивались выполнения своих требований. Профессора ответственнее относились к подготовке выступлений и чтению лекций, что совершенствовало учебный процесс. Однако обструкция как тип студенческого протеста чаще всего не выходила за рамки аудитории. В пореформенной России обструкции из локальных проявлений недовольства превратились в уличные, масштабные, зрелищные мероприятия. […]

Широкие волнения в рядах студенчества вызвал новый университетский устав 1884 года, установивший процентный барьер для представителей нерусских народностей. Отныне для поступления в высшее учебное заведение надлежало показать справку о политической благонадежности. […]

В 1880-1890-е годы, когда в стране главенствовала политическая реакция, наиболее организованным все же представлялось студенческое движение. Как отмечал В. К. Плеве, «крамола производит во время студенческих беспорядков свой рекрутский набор».

В начале 1880-х годов в Первопрестольной насчитывалось 21 высшее и среднее учебное заведение, которые посещали около 9 тысяч человек. К 1904 году в рядах студенчества Московского университета числилось 5641 человек.

Среди родителей учащихся средние и мелкие чиновники составляли 20,6%, мещане - 18,8%, купцы - 16,9%, дворяне - 16,4%, крупные чиновники и офицеры - 7,9%, крестьяне - 5,7%, священники - 4,9%6. В Московский университет поступали лица, происходившие из самых разных страт и прослоек общества, от крайне бедных до чрезвычайно обеспеченных.

1 декабря 1894 года группа студентов Московского университета «устроила обструкцию» самому В. О. Ключевскому. Полиция арестовала зачинщиков. Причиной для выступления стала речь именитого ученого в память об умершем Александре III, произнесенная днем ранее.

На лекции часть студентов свистела, а самые распоясавшиеся преподнесли Василию Осиповичу брошюру с текстом его верноподданнической речи, куда был вклеен листок с басней Фонвизина «Лисица-кознодей».

Басня заканчивалась словами: «Чему дивишься ты, что знатному скоту льстят подлые скоты?» За дерзкую выходку из университета исключили троих студентов, их возмущенные товарищи устроили сходку. Полиция арестовала 49 участников волнения, некоторые были высланы из города.

В дни праздников и гуляний полиция переходила на усиленный режим несения службы для оперативного пресечения возможных студенческих волнений. Обер-полицмейстер предостерегал своих подчиненных и приказывал им усилить бдительность, не отлучаясь из участков: так случилось, в частности, 12 января 1894 года, в день начала занятий в Московском университете.

В связи с коронацией Николая II в апреле 1896 года из Москвы выслали около 90 политически неблагонадежных студентов. 18 ноября 1896 года в Москве прошла демонстрация в память жертв Ходынской трагедии. На улицу вышли около полутысячи студентов. «Усиленные полицейские наряды встретили шествие у Пресненской заставы и потеснили студентов к университету.

Арестовано было 36 человек, остальных полиция отпустила. Вслед за этим в университете начались сходки с требованием свободы арестованным и отмены устава 1884 года. Полиция провела массовые аресты, заключив под стражу более 750 студентов», - пишет В. Ф. Овченко.

Он же отмечает, что во второй половине 1890-х годов московское студенческое движение страдает неорганизованностью и стихийностью, но оно уже отличается массовостью и быстрой мобилизацией его участников.

Это говорит о вырабатывающихся схемах связи и растущем количестве способов передачи информации о месте сбора. В. И. Ленин утверждал, что до появления рабочих организаций, до середины 1890-х годов в России «…бунтовали одни студенты».

Повышение протестной активности молодежи заставляет власть реагировать - в штате Московского охранного отделения в 1897 году появляется должность полицейского надзирателя. Новый чиновник должен был навести справки обо всех квартирах вверенного ему участка, где преимущественно селились студенты.

Полицейские надзиратели в дни праздников и студенческих каникул были обязаны следить за порядком на вокзале, а в администрации учебных заведений им надлежало получать своевременную информацию о готовящихся сходках и выступлениях.

Обер-полицмейстер Д. Ф. Трепов требовал от своего аппарата «иметь в виду портерные, гостиницы и вообще заведения трактирного промысла, где могут быть устраиваемы с предосудительными целями пирушки… кухмистерские для студентов, где обыкновенно впервые появляются прокламации, произносятся зажигательные речи и происходят неразрешенные сборы денег».

Чрезвычайно «урожайным» на студенческие волнения выдался 1899 год. 8 февраля в Санкт-Петербурге были избиты студенты, что стало катализатором недовольства по всей России. С февраля по май 1899 года прошла студенческая забастовка, охватившая 35 тысяч человек по всей стране.

Под председательством министра просвещения П. С. Ванновского была создана комиссия, подготовившая утвержденные в июне 1899 года «Временные правила отбывания воинской повинности воспитанникам высших учебных заведений, удаляемых из сих заведений за учинение скопом беспорядков».

Отныне студенты, принимающие участие в массовых уличных выступлениях, а также подстрекавшие остальных к подобным акциям, могли быть отданы в солдаты.

Жестокая законодательная мера вызвала новый виток волнений: апогеем стала отправка в армию 183 студентов учебных заведений Киева. А. П. Чехов писал о студенческих беспорядках 1899 года А. С. Суворину:

«Если государство неправильно отчуждает у меня кусок земли, то я подаю в суд, и сей последний восстановляет мое право; разве не должно быть то же самое, когда государство бьет меня нагайкой, разве я в случае насилия с его стороны не могу вопить о нарушенном праве? Понятие о государстве должно быть основано на определенных правовых отношениях, в противном же случае оно - жупел, звук пустой, пугающий воображение».

29 января 1901 года в актовом зале Московского университета состоялась очередная сходка: студенты требовали отмены «Временных правил» и реформы устава 1884 года. Московский обер-полицмейстер совершил звонок в Департамент полиции, он просил арестовать до десятка активных членов мероприятия.

Осведомленность власти говорит о наличии информаторов и двойных агентов в активной части московского студенчества. В сходке приняли участие более 300 человек, некоторые профессора решили стать посредниками и «стать в более близкие отношения» со студентами.

Более многочисленная сходка, закончившаяся задержаниями, прошла 23 февраля 1901 года: внутри университета собрались 150–200 человек, остальные студенты ждали во дворе, на Моховой улице.

Студенты требовали отмены «Временных правил» и возврата «к духу Устава 1863 года». Д. Ф. Трепов приказал стянуть к университету усиленный конный и пеший наряд полиции. Университет был оцеплен. Порядка 750 человек загнали в здание Манежа на противоположной стороне улицы.

По дороге студентов разделяли на две большие группы по гендерному признаку, внутри Манежа их переписали. Студенты отказались идти в тюрьму своим ходом, а полиции оказалось недостаточно для препровождения в Бутырку такой внушительной толпы. Был вызван батальон Екатеринославского полка, который и сыграл решающую роль в подавлении волнений.

9 февраля 1902 года Московский университет принимает общегородскую студенческую сходку, на ней звучат лозунги о демократизации политической жизни и о борьбе с самодержавием. По итогам сходки арестовали около 500 человек из числа радикальной молодежи, многие из них отправились в Бутырскую тюрьму.

По указанию П. С. Ванновского из Московского университета исключили более 400 студентов. По итогам массовых волнений 1899-1902 годов в главном университете страны был создан профессорский дисциплинарный суд, в основном состоящий из представителей юридического факультета.

Новая структура рассматривала проступки радикально настроенных студентов и применяла меры вплоть до лишения стипендии и отчисления. В октябре 1904 года студенты протестовали против избиения молодежи, явившейся на Ярославский вокзал провожать своих товарищей на фронт военных действий.

Уже в 1901 году С. В. Зубатов отмечает, что одной грубой силой справиться со студенческими беспорядками нельзя, стоит использовать авторитет профессуры и создавать другие центры притяжения общественной мысли: «Все беспорядки происходят от подстрекателей, перед которыми масса бессильна: она… идет на сходку, где под влиянием софизмов, театральных эффектов и просто клеветы агитаторов… теряет голову и впадает в противоправительственный экстаз. Надо, следовательно, создать противодействующую силу агитаторам».

Ленин считал, что усиление массовой базы протеста влечет за собой и появление новых лиц: «Чем шире и глубже становится стихийный подъем рабочих масс, тем больше выдвигают они не только талантливых агитаторов, но и талантливых организаторов».

Меры полиции против студенчества в указанный период следует признать достаточно успешными, они базировались на сумме подходов, внедрении агентуры в студенческие кружки, а не только на разгоне массовых выступлений.

Зубатовым была выстроена работающая система по разоблачению нелегальных организаций, во вред протестному движению действовала и «…крайняя, прямо невероятная распущенность интеллигенции, в смысле полного забвения традиций конспиративности, выработанной в эпоху 70–80-х гг.».

А. И. Спиридович вспоминал, что занятие революционным делом в Москве во времена Зубатова «считалось безнадежным делом».

Полицейские чины полагали, что студенчество являлось отдельной и весьма грозной силой вплоть до 1905 года, но во время массовых выступлений периода Первой русской революции 1905–1907 годов студенчество растворилось в широком революционном движении и служило лишь контингентом для пополнения антиправительственных политических течений.

Среди студентов находились и любители добровольного сотрудничества с полицией: «В среде русского студенчества были так называемые „академисты“ - молодые люди, страстно любящие науку, которую, впрочем, они представляли себе в виде университетского диплома, обеспечивающего в будущем тепленькое местечко.

Они, конечно, были сторонниками спокойных занятий римским правом и горячими противниками вмешательства учащейся молодежи в общественную жизнь. Как ни странно, исключительное стремление к знаниям часто приводило этих благовоспитанных молодых людей в самое пекло политики, туда, где она старательно фабриковалась, - на задворки охранных отделений.

Там голубые воротники, обуреваемые заботой о мирном ходе учебных занятий, протягивали руку помощи синим мундирам». Впрочем, студент, вступивший в сотрудничество с охранкой, обычно изгонялся из академического сообщества и сплоченной студенческой корпорации.

«Он становился личным врагом каждого из своих коллег по учебе. Интеллигентная молодежь остро ненавидела полицию и жандармерию, насаждавших в студенческом сообществе обстановку подозрительности».

Ежемесячная плата за сотрудничество с охранкой составляла около 50 рублей, за каждую успешную наводку могли приплачивать еще по 25 рублей. А. Е. Иванов пишет об утвердившейся в 1870-е годы презрительной кличке «белоподкладочники», обозначающей консервативно настроенных студентов правых взглядов.

Зрелые политические требования о правах и свободах в рамках всего государства начинают мелькать в студенческих требованиях на рубеже веков.

«Студенческое движение выдвинуло политическую платформу лишь в начале XX в. под влиянием борьбы рабочего класса, деятельности революционной социал-демократии». […]

Какими же силами обладала московская полиция? В 1881 году штат сотрудников был установлен на уровне 2350 человек. «Справочная книга для чинов полиции» помогает разобраться со структурным разделением штата московских полицейских, высочайше утвержденного 5 мая 1881 года и дополненного 24 мая 1893 года.

В органах правопорядка числилось 3 полицмейстера, 41 участковый пристав, 41 старший и 21 младший помощник пристава, 41 письмоводитель участковых приставов и 40 помощников письмоводителей. Полицейская стража включала в себя 204 околоточных надзирателя и 1400 городовых.

Полицейский резерв состоял из одного начальника, 10 чиновников резерва, одного фельдфебеля-писца, 150 городовых. В 1902 году штат значительно увеличили вышестоящими указаниями - до 2962 человек. Принятый в феврале закон «Об усилении штата московской городской полиции» регламентировал увеличение численности городовых на 25%, а околоточных надзирателей - на 50%.

Сумма, отпускаемая на денежные выплаты сотрудникам полиции, проходила под строкой «Пособие государственному казначейству» и в начале XX века составляла 887250 рублей. Общие расходы города Москвы на полицию в 1905 году равнялись 1205625 рублям (8,1% от общего количества расходов).

Министерство финансов весьма неохотно удовлетворяло ходатайства об увеличении средств на содержание полиции. Так, во время волнений 1905 года часть полицейских находилась в усиленных нарядах, офицеры обеспечивали их горячее питание и оставляли в лавках специальные расписки.

Владельцы торговых точек предоставляли эти документы в органы власти, чтобы получить компенсацию. За январь - февраль 1905 года находившиеся в усиленных нарядах городовые «съели» 1382 рубля 50 копеек. Эту сумму отказались выделить градоначальство и Департамент полиции.

В итоге генерал-губернатор А. А. Козлов покрыл средства на питание подчиненных из своего кармана. Приведенный факт говорит о неповоротливости финансового аппарата Российской империи в чрезвычайных ситуациях.

По долгу службы полицейским приходилось сотрудничать с представителями Московского охранного отделения и Московского губернского жандармского управления. Под прямым руководством ГЖУ находился конный дивизион численностью около 500 человек.

В задачи дивизиона входило в том числе и подавление уличных выступлений. На деле никаких учений не проводилось, никто не думал о тактике разгона внушительных масс народа. В дивизионе служили обычные солдаты, набранные по призыву.

А. П. Мартынов писал, что «…жандармский дивизион являлся как бы парадным придатком к полицейской власти обеих столиц». Р. С. Мулукаев утверждает, что рост числа уличных преступлений стирал грань между структурными подразделениями полиции, властям необходимо было вырабатывать общую стратегию взаимодействия всех охранительных структур: «…В условиях, когда движение против существующего строя становилось массовым, втягивающим в себя различные слои общества, устарело деление полиции на тайную политическую и общую, охраняющую общественный порядок…».

Получается, что в случае возникновения очага уличных беспорядков в том или ином районе города власть могла рассчитывать только на 5–10 дежурящих в соседнем участке полицейских. Помощь бы пришла не сразу - полицейские чины боялись обнажать и оставлять без присмотра другие районы города.

После декабрьских волнений 1905 года в городе была создана конная стража, мобильное подразделение, способное быстро и энергично навести порядок в выделенном районе. В составе конной полиции служили 150 человек и обслуживающий персонал - 3 писаря и 30 конюхов.

О начале беспорядков на крупном промышленном предприятии могли сообщить чины фабрично-заводской полиции. Общая численность городовых в этой структуре не превышала нескольких десятков: на каждые 250 сотрудников фабрики приходился один городовой.

Таким образом, крупный завод мог похвастать двумя-тремя городовыми, подчинявшимися единственному околоточному. Единственным крупным исключением была Прохоровская мануфактура, где служили шестеро городовых.

Борьба полиции со студенческими волнениями, составлявшими большинство выступлений в 1880–1890 годы, представляется относительно легкой из-за компактного расположения излюбленных мест учащихся на карте города.

Пространство Моховой улицы без труда оцеплялось полицией с двух сторон, кроме того, за десятилетия студенческих «шалостей» действия полицейских в данном районе были отрепетированы до крайней степени.

«Латинский квартал» находился в самом центре города, был ограничен пространством Бульварного и Садового кольца. На Тверском бульваре белел дом московского обер-полицмейстера, на Тверской улице возвышался дворец генерал-губернатора, поэтому полицейские особенно ревностно охраняли особняки представителей городской власти.

Неподалеку располагалось и здание Тверской части, куда частенько доставляли «политических». Горожане говорили друг другу: «Политика везут „под шары“ в Тверскую!»

Центр города с его прямыми бульварами был неудобен для действий протестующих: улицы, рассчитанные на перспективу и видовое восприятие, отлично простреливались. Парижский префект Жорж Осман в 1860-е годы начинал работы по перестройке французской столицы во многом как раз из-за волнений предыдущей эпохи.

Старые улочки центральных кварталов легко перегораживались баррикадами, а после появления широких бульваров действия бунтовщиков стали скованны и затруднены.

Гораздо менее удобными для действий по наведению порядка в Москве представлялись городские окраины, населенные фабричными рабочими и бастующей беднотой.

Одновременно был запущен процесс социальной дифференциации: центр города застраивался преимущественно фешенебельными доходными домами и особняками состоятельных купцов, а недорогая жилплощадь располагалась на окраинах.

Активные протестные действия в 1905 году развернулись в районах Миусы, Грузины, Пресня, где концентрация промышленных предприятий и жилья рабочих достигала пика.

Кроме того, во время подобных выступлений у полиции нарушался алгоритм действий, вырабатывавшийся в течение десятилетий, как это происходило со студенческими выступлениями в районе Моховой улицы и Бульварного кольца.